— Мэтт, это Том Гавличек, — послышалось в ней. Какое-то мгновение я безуспешно пытался вспомнить, кто бы это мог быть, и имя всплыло у меня в памяти как раз в тот момент, когда он сам добавил: — Из Массилона. Прекрасный Массилон, помнишь?

Прекрасный? Мне не сразу пришло на ум, что ответить на это, но, к счастью, возражать я не стал.

— Я просто решил позвонить тебе, — добавил Том, — чтобы узнать, как обстоят у тебя дела. Есть прогресс?..

«Да, и большой», — подумалось мне. Теперь каждые пару дней маньяк убивает кого-нибудь. Нью-йоркская полиция, как обычно, не понимает, что происходит, а я остался в дураках.

— Ну, ты же знаешь, как все это делается, — только и смог вымолвить я. — Это дело не быстрое.

— Да, и не рассказывай. В таких делах одна маленькая деталь может значить гораздо больше, чем все остальное... Тебе приходится складывать головоломку из кусочков, да еще на время. — Он откашлялся. — Я вот почему звоню... Знаешь, у меня, похоже, есть один такой кусочек. Ночной клерк в мотеле на Рэйлвэй-авеню опознал его.

— Как ты встретился с ним?

— Не с ним, а с ней. Маленькая такая старушка, что твоя бабушка, но осадит любого матроса. Она узнала его с первого взгляда, лишь только взглянула на портрет. Найти его регистрационную карточку, правда, оказалось непростым делом, но она справилась с этим. Так вот, он в самом деле представился вымышленным именем — в принципе ничего удивительного.

— Конечно.

— Он назвался Робертом Колом — очень похоже на тот псевдоним, который он использовал в Нью-Йорке, ты мне как-то говорил... Я его, правда, не записал... Рональд, по-моему, да?

— Рональд Коплэнд.

— Да, верно. Вместо адреса он назвал номер почтового ящика в Айова-Сити, штат Айова. У него был автомобиль, но в Дейс-Монсе мне сказали, что такого номера нет, он вообще не соответствует принятой у них системе.

— Это интересно.

— Я тоже так думаю, — согласился Том. — Наверное, он либо подделал номер, либо снял с одной из прежних машин, которая была зарегистрирована не в Айове.

— Или и то, и другое.

— Да, конечно. Если он приехал к нам из Нью-Йорка, логично предположить, что на его машине и номер был нью-йоркский; он мог сменить его как раз на тот случай, чтобы какой-нибудь излишне любопытный клерк не сравнил номер автомобиля с карточкой, которую он заполнил. Так что если вы проверите машины, зарегистрированные в Нью-Йорке...

— Неплохая идея, — согласился я, записал номер, который продиктовал мне Том, а также еще одно имя Мотли — Роберт Кол. — В местном отеле он тоже сообщил, что прибыл из Айовы, — вспомнил я. — Из Мэйсон-Сити. Ума не приложу, почему он зациклился именно на Айове.

— Может, он родом оттуда.

— Не думаю, по произношению он типичный ньюйоркец. Может, в тюрьме в Денморе он сидел с кем-нибудь из Айовы? Послушай, Том, а как эта служащая умудрилась увидеть портрет?

— Как это как? Я ей показал его.

— Я-то думал, что дело не стали пересматривать.

— Да, в самом деле, — начал было он, но затем поправился: — Пока что не стали. — Он немного помолчал. — Но чем я занимаюсь в свое свободное время, никого не касается.

— Ты что, мотаешься по всему городу после работы?

Том еще раз смущенно откашлялся.

— Собственно говоря, — добавил он, — я тут нашел пару ребят, которые согласились помочь мне. Я был только одним из тех, кто показывал твой рисунок этой старушке, но тут уж дело случая.

— Понимаю.

— Не знаю, какая от этого будет польза, Мэтт, но думаю, что эта информация тебе пригодится. Как далеко заведет нас эта цепочка, я пока сказать затрудняюсь, но буду сообщать тебе обо всем, что нам удастся узнать...

Я положил трубку и вновь подошел к окну. На улице двое полицейских болтали о чем-то с уличным торговцем — негром, который установил свою палатку прямо перед цветочным магазином и торговал всевозможной галантереей, а в дождливые дни — дешевыми зонтиками. Эти негры прилетали в Нью-Йорк рейсами «Эйр Африка» из Дакара, жили по пять-шесть человек в одной комнате в каком-нибудь бродвейском отеле и каждые несколько месяцев летали обратно в Сенегал с подарками для детей. Они быстро перенимали местные законы, в том числе, очевидно, и взяточничество, так как полицейские вскоре отошли от негра, оставив в покое его лавчонку под открытым небом.

Молодец Гавличек! Это так похоже на него — в свободное от службы время заниматься делом, которое не захотел возобновить его шеф, да еще и подключив к нему своих друзей-полицейских.

Дай Бог, чтобы у них что-нибудь получилось!..

Я вновь посмотрел на бутылку и позволил ей притянуть меня как магнитом к себе. Горлышко ее было заклеено акцизной маркой федерального налога, так что отвинтить пробку можно было, лишь сорвав ее; я потрогал ее большим пальцем. Затем я взял бутылку и посмотрел янтарную жидкость на свет. Сквозь нее, как сквозь закопченное стекло, тускло просвечивали слегка искаженные предметы. В этом была вся суть виски — фильтра, сквозь который можно было безопасно созерцать окружающую реальность, невыносимую для не вооруженного бутылкой глаза.

Я поставил бутылку, подошел к телефону и набрал номер.

— "Цветная печать", Джим у телефона, — послышался в трубке грубый бас.

— Привет, это Мэтт, — сказал я. — Как дела?

— Неплохо. А твои?

— О, не жалуюсь. Слушай, может, я не вовремя, а?

— Нет, сегодня выдался спокойный день. Я сейчас печатаю меню для китайского ресторанчика. Китайцы их тысячами у меня закупают, а потом рассовывают во все офисы, какие только найдут.

— Значит, ты заведомую макулатуру печатаешь.

— Да, именно ее, — с готовностью подхватил он. — Это мой вклад в решение проблемы твердых бытовых отходов. А ты что делаешь?

— Да ничего такого. Тоже день спокойный выдался.

— Ага, ясно. Ты слышал о панихиде по Тони?

— Нет.

— Сегодня что у нас, четверг? Она будет в субботу днем, не помню точно когда. Семья решила похоронить ее на кладбище где-то в Бруклине. Есть там место под названием Дайкер-Хайтс?

— Да, возле Бэй-Ридж.

— Ну так вот, там семья ее живет, там Тони и похоронить решили. Ее друзья решили помянуть ее и заказали зал на Рузвельт-драйв. Об этом объявят на сегодняшнем вечернем собрании.

— Постараюсь прийти.

Мы поболтали еще несколько минут.

— Ну что, есть еще новости? — поинтересовался наконец Джим. — Или я могу пойти допечатать эти меню?

— Давай иди, — сказал я, повесил трубку и уселся в кресло. В нем я просидел минут двадцать, не меньше.

Затем я поднялся, взял бутылку и направился с ней в ванную. Там я сорвал акцизную марку, открутил пробку и снял пломбу с бутылки. Одним быстрым движением я перевернул бутылку, и ее содержимое полилось прямо в раковину; по ванной распространился аромат дорогого виски. Я подождал, пока бутылка не опустела, затем посмотрел в зеркало. Не знаю, что я увидел там или что ожидал увидеть.

Я подержал ее в перевернутом состоянии еще немного, пока вниз стекали последние капли, затем завинтил пробку и выкинул бутылку в мусорное ведро; потом открыл оба крана и смыл остатки виски водой. Через минуту я закрыл их, но вновь почувствовал слабый дурманящий запах. Тогда я вновь пустил воду и принялся с остервенением драить раковину, пока она не заблестела как новая. Легкий аромат еще чувствовался, но с этим я уже ничего не мог поделать.

Я вновь набрал номер Фабера.

— Привет, это Мэтт, — сказал я, как только услышал в трубке его голос. — Я только что вылил в канализацию пинту «Старых времен».

Воцарилось молчание.

— Знаешь, новая вещь появилась, ты должен знать о ней, — сказал наконец он. — Называется «Драно».

— Кажется, слышал.

— Она лучше для канализации, дешевле, а если ты по ошибке выпьешь ее — тебе будет ненамного хуже, чем от этих... «Старых времен». Это что — виски?

— Виски. — Я в свое время предпочитал «Скотч». Всегда казалось, что виски пахнет политурой.

— А «Скотч» — лекарствами.